От автора.
Вашему вниманию предлагаются главы из романа «Четыре русских кота», который сочинялся мною в 1990 году, в четырнадцатилетнем возрасте. Рукопись части романа, который я считал полностью утерянным, была найдена в 2008 году моими родителями, проживающими в Ростове, во время ремонта квартиры. «Рукописи не горят. Не подвластно тленью слово. Так недаром говорят, убеждаясь в этом снова…». Язык и юмор этого текста, конечно, ужасны. Буквально каждая фраза поражает своей корявостью. Не составляет труда «вычистить» мое косноязычное многословие. Однако делать это я не стану, т.к. данный текст неповторим именно в существующем виде как пример школьного псевдолитературного экзерсиса.
Думаю, благодаря тексту этой «рукописи, найденной в Сарагосе» Вы можете понять, почему мне пришлось 63 раза переписывать свою первую «научную» статью, и лишь на 64-й раз ее текст с грехом пополам был опубликован.
Произошедшая по моей вине утеря блестящих иллюстраций к роману, сделанных Александром Макаровым, вдвойне требует от меня выразить ему свою глубокую признательность. Я глубоко благодарен и моим одноклассникам, разрабатывавшим тему «четырех котов» в других жанрах: моему американскому другу Александру Тимченко, а также Александру Дягельеву, Дмитрию Гаврюшенко и загадочному человеку по фамилии Полынцев – основоположнику «четырех котов». Надеюсь, что с кем-либо из них мы еще встретимся, например, в сюрреалистическом барселонском кафе со знаковым именем «Четыре кота»…
ЧЕТЫРЕ РУССКИХ КОТА
ТОМ 1 (1672-1725).
КНИГА 1. 1689.
ЧАСТЬ 1. Софья, сестра Сусанна
Глава 1. Январь 1688.
Морозной январской ночью 7196 года от сотворения мира, сейчас именуемого 1688-ым, в Москве, столице Российского государства, было тихо и спокойно. Непонятно кто царствовал, сидя на троне в Кремле, а безлюдие и жуткий мороз заправляли на узких городских площадях. Холодом веяло сумасшедшим, и все нормальные коты и котихи отогревались в своих тесных домишках, поджав продрогшие пушистые хвосты, протяжно урчали и, мурлыкая, посматривая на заснеженные мостовые, тихо засыпали на кроватях, которыми в ту давнюю пору служили подоконники.
Между тем в насквозь промерзшие деревянные двери каменных хором тамошних дворян Ерофеевых неожиданно поцарапались. Громкий, отрывистый и тревожный шорох кошачьих когтей разбудил помещичью служанку Аксинью. Панически изогнув спину и поджав от страха хвост, она, спрыгнув с подоконника, медленно и бесшумно переступая лапами, осторожно подошла к дверному замку.
— Кто? – дрожащим голосом мяукнула вышеуказанная кошка.
— Именем государя… откройте, — послышалось грозное рычание из глухого и пустынного закоулка.
Аксинья не могла решиться отпереть незнакомцу, и, разбудив хозяина, кошка-прислуга известила его о появлении тёмной личности. В то же время барабанный стук кошачьих лап усилился, участился, словно стоящему у двери вот-вот угрожала расправа.
— Подозрительно мне все это. Может, отпереть? – с удивлением вопрошал у самого себя Ерофей, господин Аксиньи (в тот темный, богом забытый угол русской столицы влиятельные особы вовек не захаживали), однако, предусмотрительно вооружившись охотничьим ружьем, двинулся к выходу и щелкнул задвижкой.
Дверь отворилась, и в уютную комнату пулей влетел упитанный кот с густой шерстью и редкими усами. Длинный и тонкий хвост нежданного гостя был абсолютно черный, вроде как вымазанный пушечной сажей. Один прыжок, и беглец бесцеремонно занял место главы семьи – пуховый лежак на самой печке и, отогреваясь после уличного мороза, принялся мурлыкать.
Оторопевшая служанка хотела было нахального длиннохвостого кота с бариновой подушки, однако вдруг узрела нечто такое, что окончательно повергло Аксинью в беспредельное изумление. Надежно закрыв все, что можно закрыть (в том числе склянки и кухонную посуду), Ерофей пал ниц, как подкошенный, перед мирно возлежавшим котом – хамом и бродягой и начал лизать с самым покорным выражением дощатый пол собственного жилища там, где до сих пор остались лужицы подтаявшего снега, обильно валившегося с замерзших лап подозрительного хищника.
— Не погуби, великий государь! – уничижительно виляя хвостом, причитал перепуганный помещик.
Простил.
— Но как ты признал меня? – недоумевая, спросила спасенная важная персона.
— Да будет известно царю, что жители его верного града Москвы знают: ибо держит государь потешные полки и любит возиться, прочищая пушки и мортиры, и потому великолепнейший из пушистейших высочайший хвост всегда черен от сажи, как воронье перо, — ответствовал барин, Ерофей Мурлыкович.
Слукавил Ерофей Мурлыкович, подольстил он большой особе – хвост у высокопоставленного кота являлся весьма облезлым и куцым.
Но то же государь российский, Петр Алексеевич!
Глава 2. В курсе дела.
Едва ли не полный месяц укрывался пятнадцатилетний монарх в жилище тамбовского землевладельца. На исходе третьей недели своего пребывания он наконец-то отмыл хвост от двухлетней сажи и копоти. Между прочим, сообщу, что сей кот успел еще в первые дни промурлыкаться хозяевам – бежал он той ночью от наемного убийцы, подосланного твердой лапой киски, царевны и правительницы Софьи, его сестры. Все окрест москвичи узнавали несчастного без ошибки (очевидно, по необычайно черному, вымазанному хвосту с короткой и редкой шерстью), но не давали спасения под прочным кровом, опасаясь немилости черной с багровым отливом мурки, безо всякого права дрыгавшей увесистыми лапками на государственном престоле и вершившей делами российскими, оттеснив от реальной власти истинных престолонаследников – рыже-серого Федула Антоновича и его, Петра, младшего из сыновей царя Антона Мурлыковича – тишайшего, засадившего плотоядную Россию арбузами и оттяпавшего у Речи Посполитой восток Украйны (при помощи тамошнего кота Барсика Хмельницкого).
Дабы отдельный читатель не выглядел неучем, читая моих «… котов», введу его в исторический курс дела конца XVII века.
Итак, после наступившей в 1672 году смерти царя Антона Мурлыковича осталось четыре царевича, уродившихся от двух жен тишайшего правителя: Федор, Софья и Иван были рождены его первой супругой, Милославской, а младший, Петр Алексеевич, являлся сыной Новокрысы Котославовны Нарышкиной. Само собой разумеется, две вектви правящей династии постоянно и беспрерывно грызлись, кусались, царапались, и события развивались, как в хорошей детективной повести:
1672-1682 – правление Федора Антоновича. У крестьян отнимают коров и заставляют употреблять в пищу арбузы.
1682 – смерть Федора. По стране проносятся слухи, по которым Милославские намерены дальше продолжать «арбузную линию». Вспышка народного гнева, вызванная мясо-молочными недостатками. На трон садится десятилетний котенок Петька (при регентстве матери – Новокрысы Нарышкиной). Бестолковое правление нарышкинцев.
Но вновь поднимается смута в Москве – бунт мятежных стрельцов, недовольных действиями тупого и бездарного правительства, заменившего в их рационе свиное сало огуречной кожурой. От подобной растительной пищи у хищных зверей стали случаться несварения и прочие пищеварительные болезни, и правящее семейство назвали Отрыжкиными. Много претерпели вояки на своем веку, но давно не учиняли над истинно преданными Отечеству котами подобного зверства. Придумали же, а потом и вовсе булькнула вода в чаше терпения полков – это говядину в питании исключили, введя притом тыквенные семечки. У кормила страны встала Софья, а стрельцы посадили на трон Ивана первым царем, Петра вторым, но то была власть формальная. Бразды правления оказались в лапах всемогущего фаворита царевны Васьки Голицына.
1685 – первый Крымский поход, не стяжавший России, выражавшей свою волю войсками, руководимыми Васькой Голицыным, верной славы. Вернувшись в Россию, где он три месяца назад был богом и властелином, русский интеллигент и князь с ужасом обнаружил, что место, с трудом им отвоеванное, занял полуграмотный дьяк Васька Шакловитый. Голицын, впрочем, воспринял неудачу философски, оставшись главой Посольского приказа, где светлейший развлекался переговорами с учеными иностранными мужами. Лишь однажды благородного придворного потревожили в собранной им личной библиотеке (случай редкостный для того времени!), направив в 1687 год во второй Крымский поход, оказавшийся столь же бестолковым, как и первый.
Действие, однако, происходит в феврале 1688 года от рождества Христова. Россия, точно жирный кусок мяса, находится в жадных и острых когтях «благоверной царевны и великой княжны» Софьи и ее недалекого временщика Васьки Шакловитого. Полоумный государь Иван V сидит один, как деревянный истукан, на двойном братском троне, между тем успев жениться, окотив трех дочерей – Анну, Екатерину и Пелагею. Из цепляющихся за трон Романовых не знает покоя лишь самый младший брат Петр. Вот он выходит из гостеприимного дома, давшего ему приют и спасение, обещав взять ровесника царя, Ерофеева сына – Рыжего кота на службу воинскую и государственную вместе с тремя его друзьями.
— Таким толковым котам в государевых стрельцах делать нечего. Беспокойный то котяк, мятущийся. Вскоре им морды бить начнут. Нет, нельзя им в надворную гвардию, — рассуждал государь и постановил принять четырех юношей в свой потешный полк, что квартировался в селе Преображенском.
Путь Рыжего, Черного, Белого и Серого котов – дворян, помещиков, усатых россиян лежал ныне в Преображенское.
Глава 3. Мои герои.
Пока наши герои едут на лихих донских скакунах в полк государя, я с разрешения читателя ознакомлю его с биографиями четырех бравых хищников. Рыжий, Черный, Белый и Серый были именно таковы, как их громкие прозвища. Ни единого пятнышка иной окраски не затесалось даже случайно на их пушистые шкуры! Приятели имели петровский возраст – всем им было по пятнадцати лет, и ровесники обиженного монарха быстро сошлись нравами, стали товарищами владетельной особы. Характеры их были разные, и я считаю, что не допущу ошибки, перейдя к описанию удивительных кошачьих биографий.
Рыжий кот, из породы Ерофеевых, обожал попьянствовать, повеселиться, разгромить пару купеческих лавок, а в особенности принять вовнутрь крепкие напитки. Папаша его, средней лапы кирсановский помещик, был тем не менее достаточно состоятелен и не отказывал Рыжему в серебряных монетах, и, как следствие, усы сего доблестного дебошира время от времени бессильно обвисали к сырой земле (по-русски говоря, «смотрели в рюмку» — верный знак крайнего опьянения!). Личностью он казался темною и подозрительной и в целом был грандиозной свиньей, то бишь собакой.
Черный, несмотря на то, — полная противоположность вышеописанной хвостатой морде о четырех лапах. Он – образцовый кот, не пил, не просаживал денег в картежной игре, осторожен, избегал подозрительных знакомств и мыл лапы перед едой. Маленькая деревушка Панчулидзиевка, отцовское имение, присылало тому оброк в виде ежемесячного пуда соленых рыжиков. По прибытии сего ценного груза в столицу брезгливый хозяит соленые рыжики выбрасывал на помойку, а сам рачительно торговал в собственной лавке всякой всячиной, дабы прокормить многочисленную семью. С недавних пор в дань небогатых бар Панчулидзиевки крестьяне начали включать не только соленые рыжики, но и тыквенные семечки. Отец Черного вместо того, чтобы заставить крепостных бить для него крупный рогатый скот, котолюбиво дарил сию растительность Белому коту – вегетарианцу (смотрите ниже).
Белый являлся ревностным приверженцем церкви, травоядно-насекомоядным родичем тигров и львов. Он любил есть крапиву, щавель, огуречную ботву, пить томатный сок, грыз семена подсолнуха и тыквы. Набожному лиходею противилась любая дума «об убиении зверя или скота домашнего». Из мясной пищи вертихвост включал в трапезу лишь стрекоз, комаров, мух и тараканов, но иногда потешавшиеся над ним приятели уговаривали того съесть дохлую и толстую, жирную, зеленую гусеницу. Белый кот, давясь, пожирал ползучего гада, приговаривая: «Господи, помилуй!» и громко причитая, как дьячок после пьянки. Родичи, владельцы имений Пословка и Липняги в Пензенской уезде, были щедры, хотя и не слишком в достатке, и потому их земные умы не одобряли травоядства, и потому у мирян часто случались конфликты с их непослушным сыном.
И, наконец, Серый кот олицетворявший собою тип беззаботного богатея – он походил качеством на Рыжего при одном исключении – кошелек весельчака доверху наполнялся звонкой монетой – да золотой, а не какой-нибудь прочей. Ведь его, честно говоря, не столь родовитый и знатный родитель держал в сильных лапах добрую треть Пензенского уезда. Этот прыткий и ретивый деятель умел заставить крестьянина когда надо раскошелиться, сдать хорошее мясо вместо гнилых арбузов, и финансы нашего героя никогда не были равны нулю.
Четыре кота скачут по узкой уездной дороге, направляясь к государю Петру Алексеевичу. По пути, проезжая через Немецкую слободу (Кокуй), Рыжий кот при содействии Серого, молчаливом непротивлении Белого и отчаянно протестующем мяукании Черного разгромил винную лавку какого-то французика, унеся притом столько горячительного, сколько возможно погрузить на коней. Пили все, за исключением ярко выраженного Черного трезвенника – благородного и родовитого кота, считавшего пьянство злостным пороком и преступлением. Рыжий и Серый коты пьянствовали, как отчаянные весельчаки, Белый же – как убежденный вегетарианец (известно ведь, что алкогольные напитки производятся не из мясопродуктов). Но даже столь значительная доза вредного зелья не опохмелила как следует новоиспеченных грабителей, и Рыжий предложил конфисковать пиво из швейцарского кабака, однако Серый вдруг вспомнил, что всем им необходимо в тот же день наличествовать в Преображенском, а «ежели будут пьянствовать, то свалятся с верховых и не уедут».
Однако друзья быстро продвигаются в район полковых жилищ, и вот сих товарищей заметно уже во въездных воротах Преображенского.
Товарищи прибывают в подмосковную деревню с малым кошачьим населением, обитающим преимущественно в деревянных избах и питавшимся разводимым на тамошним дворах мясо-молочным скотом. С тех пор, как в том местечке обосновалось потешное войско, возник шум на улицах, вызываемый непрерывным клацанием зубами и лязгом мечей и сабель – это царь готовил верных гвардейцев к очередной мясорубке с Семеновским потешным полком, находившимся неподалеку, в Семеновском. В отличие от буйных стрелецких котов, наряжавшихся в кафтаны всех мехов, цветов и размеров, для петровских потешных учредили единую форму европейского образца – короткие венгерские кафтаны, кроме того, было обязательным правилом стричь большую часть усов, и спутники не без сожаления расстались с роскошными намордными украшениями.
Удивительное дело! Четыре месяца назад в Москве устроили ликование с праздничным фейерверком: завершилась «победоносная война с Крымом» (хотя ни хвоста победоносного там не было), которую вел бывший фаворит царевны Софьи князь Голицын. На столичных улицах, по всем углам и закоулкам висели его «парсуны», где боярин изображен с длинным и пушистым хвостом, короткими лапами и почетно разбитым в сражении носом (хотя, по слухам, нос тому перебил Петр Алексеевич, «благосклонно беседовавший» с несостоявшимся полководцем в московских покоях), а на чистых сельских улицах не встречалось ни одного портрета названного мною государственного деятеля.
Петр ненавидел князя Ваську как фаворита властолюбивой сестры сего молодого монарха.
Глава 4. Трухлявый сарай, или среди скелетов.
За пару месяцев, проведенных нашими разноцветными друзьями в потешном полку, они пообвыклись и уже считали военную дисциплину Преображенского лучшим порядком, который только существует на свете.
Коты храбро сражались в своих форменных полковых мундирах, предводительствуемые великим государем Петром Алексеевичем, постигали азы военной тактики. Автору эти умные учения неизвестны, и потом мы их временно опускаем.
Как-то раз, в свободное от военных действий время, Рыжий кот мирно шлялся по узким деревенским улочкам, с энтузиазмом размахивая хвостом. Он вышел далеко за околицу села, а вскоре и на луг, густо поросший сорными травами (полынью, лютиком, лекарственным дягелем и прочей зеленью). Своим зорким взглядом наш герой высмотрел за пригорком некое ветхое строение. То стоял посреди бескотного луга высокий деревянный сарай, изъеденные бревна которого были испорчены сыростью и плесенью. Подойдя, Рыжий резко, с силой толкнул дверь, которая со скрипом распахнулась. В сарае было сыро и душно, пахло плесенью, летали мухи и моль, водившиеся там в изрядном количестве. Рыжий двинулся вперед, продираясь сквозь густые занавеси из паутины, дойдя до самого дальнего угла сарая, где споткнулся и пал на пол. Изгрызенный червями дощатый настил бесшумно провалился под грузным кошачьим телом, и Рыжий кот с диким ревом, то есть визгом, стремглав полетел вниз. Он упал в глубокую, грязной воды лужу. К шерсти нашего героя тотчас прицепилось несколько пиявок. Гвардеец тут же взлетел ввысь, дико пища и пугая пиявок в луже. Его кошачьих сил хватило ненадолго, и кот тут же обратно брякнулся, брызги поднимая. Едва почувствовав падение, кот моментально потерял сознание, и только хвост его нервно дергался в мутной жиже.
Очнувшись, наш хвостатый хищник производил воистину удручающее впечатление. Его пушистую шерсть сильно изъели пиявки, а в ее жалких остатках кишели всякие насекомые. Мех потерял замечательных рыжий цвет и сделался какого-то грязно-серого оттенка – все это Рыжий кот разглядел в сумраке подвала. Быстро выскочив из лужи, он начал чиститься. Два дня бедолага выбрасывал из меха пиявок, и лишь на третий день упорного труда его шерстистый покров был уже без всяких членистоногих. Приведя себя в порядок, лейб-гвардеец искал пищу. Не заметив никакой еды, помещичий сын обнаружил два сухих кошачьих скелета и остов какого-то мелкого судна, еще не прогнившего окончательно. Между тем Рыжему мучительно хотелось есть. Он вспомнил великолепнейших, еще бьющих хвостом в чистом испанском вине горбуш, осетров, стерлядей, позже решив выспаться, чтобы не лезли в голову разные мерзости. Взобравшись на ветхую посудину, Рыжий кот, мурлыкая, заснул.
Солнечный свет ослепительно ярко бил в глаза усатой личности, когда она пришла в себя и, лениво перевернувшись, обнаружила вокруг еще десяток скелетов.
«Плохо дело, — решил кот, — надо выбираться».
Однако внезапно случилось нечто такое, что заставило Рыжего забияку вздрогнуть от ужаса более, чем зрелище столь страшного кладбища. С грохотом, поднимая столетнюю пыль в погребе и ломая близлежащие скелеты, металлическим лязгом амуниции бултыхнулся в лужу с пиявками крупный и пушистый кот, сквозь пыль на шкуре которого можно было различить шерсть великолепного густо-темного окраса. Черный кот (а то был он) быстро обрел сознательность, основательно вымазавшись в форменно болотной грязи той жуткой камеры и тут же, вскочив на задние лапы, осмотрелся и зарыдал.
— Какой ужас, кошмар! И что случилось с моей шпагой, — жалобно хныкал благородный дворянин. Его фамильное оружие, минуту назад вызывающе блестевшее на солнце, громко дребезжа и уколов Рыжего кота за брюхо, сильно прогнулось и, стукнувшись обо все четыре стены скелетохранилица, разбилось пополам.
— А нет ли у тебя колбасы? – справился Рыжик.
Поэты страшны во гневе, а Черный кот – немного поэт. С диким ревом вскочил хвостатый зверь, кинул противнику обломок шлаги, и, мяукнув; «Защищайся!», он взмахнул клинком в воздухе. Противник уклонился от поединка. Бесшумно запрыгнув на старое судно, рыжий гвардеец улегся брюхом на банку и задвигал когтистыми лапами по дереву, нетерпеливо дрыгая хвостом. Оказывается, он почуял своим острым нюхом ароматный запах колбасы во 2-ом левом кармане форменного покроя вышеописанного кота.
Увидев, что соперник не сопротивляется, Черный кот скоро приписал себе победу на дуэли среди скелетов и двинулся по направлению к трухлявой лодке, по пути следования спотыкаясь и круша кошачьи останки на составные части. Наконец взобравшись на хрупкое суденышко, сей потерпевший оскорбился, услышав от недавнего дуэльного сатисфактора о колбасе, якобы хранившейся в его сюртуке из голландского сукна. Где же то было видано, чтобы царский гвардеец постоянно держал при себе всякую тухлятину? Рыжий кот успокоил гнев своего товарища – он, нервно повизгивая, медленно и с достоинством обнюхал сюртук Черного и притом, клацая зубами, двигая ушами, царапая когтями близлежащие скелеты, бил хвостом. Наконец, после долгих, упорных и тщетных усилий был обнаружен в прихвостневом кармане героя довольно весомый кусок колбасы, уже испорченный и дурно пахнущий, вероятно, захваченный с полкового обеда с две недели назад. Брезгливый Черный кот отказался есть колбасу, Рыжий же оттрапезничал с аппетитом.
Поразмыслив, коты решили искать пути к спасению, поскольку, в случае их дальнейшего пребывания в жуткой дыре, товарищей ждала неминуемая смерть в страшных муках от голода, недоедания, истощения. Мясо, найденное необычным способом, ушло бы в прожорливый желудок Рыжего помещика через пару суток, а дальше – конец жизни в жутком сумраке подвала, среди высохших от времени останков. Пробить ход наверх не имелось возможности – соорудив холм из скелетов и едва поднявшись ввысь, несчастные быстро валились обратно, ломая трухлявые кости. Не впадая, однако, в отчаяние, приятели вновь зашевелили усами, выражая тем самым свое глубокое сосредоточение и вдумчивость, и порешили строить из останков лестницу, чтобы выбраться на свет божий до того, как истлеет их кожа и они обратятся в бездыханные груды костей. Крепко подумав, господа дворяне одобрили идею, заключавшуюся в построении лестницы на вольные просторы из груды мертвых ребер и позвонков безвременно ушедших из жизни котов. Само благородство (Черный кот) положило этому делу начало, разломав несколько наиболее свежих трупов на составные части. Подробно же описывать сей производственный процесс я не стану, оставляя сие создателям фильмов ужасов.
Работа продвигалась медленно, а колбаса иссякла через три дня. Коты голодали, и все труднее становилось им разрубать скелеты обломками шпаги Черного лейб-гвардейца. Мучительно хотелось спать, впасть в забытье как можно дольше, отдохнуть, и казалось, что товарищи так и не обретут желанную свободу. Вдобавок наших хищников донимали блохи и клопы-кровопийцы, занесенные в сухое, теплое помещение со скелетами со шкуры Рыжего кота – неряхи, редко занимавшегося когда-либо своею внешностью.
Через некоторое время мучительное сооружение лестницы завершилось успехом. Она гордо высилась посреди кучи скелетов, своей верхушкой уходя в зияющую дыру. Недолго думая, пострадавшие сошлись во мнении подниматься на «крышу» и полезли по костям на свежий российский воздух. Но тут подвела гвардейцев их неосторожность! Быстро переступая столь оригинальные ступени, обессилевший Черный кот вдруг поскользнулся, упав с верхнего яруса, с сумасшедшим ревом круша и ломая все на своем полете. В итоге несчастного случая от подъемного сооружения остались лишь жалкие обломки (Черный кот отделался несколькими ушибами), когда как состояние угодивших в западню дворян приближалось к критическому. От сильного истощения шерсть на их телах свалялась, поредела, частично выпала и была теперь размером с мышиную. Коты замышляли было устраивать новую лестницу, но вскоре почувствовали полнейший падок сил, как бы непроизвольно свалились на груду скелетов и уснули.
Через несколько часов Рыжий и Черный проснулись с тяжелым грузом мыслей на душе. Силы совсем оставили их, и, по-видимому, они уже готовились окончить свой недолгий век, упав посреди мерзкого подвала без чувств, как ждало их внезапное спасение.
Впав в забытье, коты пришли в себя. Наверху раздавались странные звуки – ружейные и пушечные выстрелы, звон клинков, напоминавшие какое-то сражение. Вдруг, проломив крышу и пробив себе ход через пол гнилого сарая, пало в зловредный погреб тяжелое чугунное пушечное ядро, и вслед – еще несколько, производя в кошмарном подземелье немалый фурор. Истово перекрестившись, Черный кот с воплями взмолился перед богом о помощи. «Какой же ты дурак», — сказал ему товарищ по несчастью и заорал наверх.
Его протяжное мяуканье услышали! Не прошло и трети часа, как в подземелье опустили деревянную лестницу, по крепким и надежным ступеням которой опустился на «кладбище скелетов» десяток храбрецов, немедленно узнанных невольниками как товарищи из Преображенского полка. Возглавляли делегацию сам государь Петр, его хитрый и алчный до монет денщик и любимец Марсик Меншиков, а также соратник царя и ученый химик Вили Брюс, на месте происшествия сделавший вывод, что останки все небольшого возраста, им не более 15 лет, но дурно сохранились.
Тем временем насторожился Меншиков. Жадный Марсик имел природный нюх на золото, драгоценный камни и металлы, а также на деньги. Царский товарищ обнаружил в одном из углов подполья ржавый сундук, вероятно, служивший когда-то для хранения платья, и, подойдя к нему, отодрал плотно обхватившие ящик лапы одного из скелетов, поднял железную крышку. Там действительно лежали слитки чистого золота. Марсик, конечно, желал бы прикарманить себе всё богатство, но Петр Алексеевич, зная качества Жадного Марсика, поступил весьма разумно, дав ему лишь треть, себе забрав четверть, провожатым выдав по одному слитку, а остальное (примерно 30%) отдал потерпевшим. Пострадавшие сильно обрадовались, ибо к тому времени уже съели по фунт свинину, и поделили поровну все драгоценности.
Настал тогда и час Петра Алексеевича. Тот подпрыгнул от радости, узнав в гнилой и трухлявой лодке старый бот своего отца, и решил посудину починить и использовать в потешных сражениях для битв на воде.
Заметили исчезновение Рыжего кота, и лишь через пару дней Марсик Меншиков нашел его, валяющегося на полу кабака, пьяного и догрызающего свой последний слиток золота.
Сражение, оказавшееся «марсовой потехой» гвардейцев, само собой утихло. Черный кот вновь возвращался в Преображенское.
Глава 5. Коты в разведке.
19 июня 1689 года царь Петр Алексеевич торжественно женился на боярыне Евдокии из влиятельного рода Лопухиных и с тех пор, став по старинным русским обычаям вполне самостоятельным и дееспособным котом, претендующим на верховную власть в стране уже не столько формально, сколько де-факто и не нуждающимся уже в помощи различных регентов и царевен, долгое время употреблял в пищу лишь осетрину по ломтику в день, с нижайшим поклоном поставляемую достигнувшему совершеннолетия верным другом оттесненных от бразд правления Тимофеем Головкиным, опасаясь отравы, которую вполне могли всыпать в еду неверные повара, подкупленные злонамеренной киской Софьей – сестрой будущего властелина России. За неделю несвоевременного поста Петр сильно отощал, и ему надоело питаться одной рыбой, и потому государь с новой силой голодающего, у которого отнимают кусок мяса, могущий явиться спасением, помышлял об устранении вредной узурпаторши с политической сцены. С этой целью Петром была предпринята 26 июня поездка на кладбище, под Загорском, где по сообщенному возжаждавшему царства секреты укрывались от Софьиного неправосудия два руководителя Хованщины – народного восстания 1682 года, направленного против подлой захватницы престола и налогов на поимку крыс – князья Хованский и Крыс-Мышецкий. В санях, запряженных четверкой вороных, находились, помимо буйного и тщеславного государя, отважные капрал Преображенского полка Черный кот и гвардеец Серый, а правил лошадьми небезызвестный Марсик Меншиков.
Повозка с двумя вошедшими и двумя невошедшими в историю седоками стремительно летела в место назначения, скрипя на дурных русских дорогах, что приводило в неописуемое бешенство Серого кота – любителя денег и тишины. Наконец очам соратников молодого монарха предстало местное кладбище, все в цвету шиповника и запоздавшей сирени. У входа Петра Алексеевича радостно приветствовали гонимые отовсюду князья, получившие богатое для их тогдашнего положения блюдо – полпуда копченой трески. Опальные бояре приняли подношение, присели и завели с желанными гостями дружественную беседу. Болтали о том – о сем, о прежнем влиянии бунтовщиков на государственные дела, о славном времени Хованщины, о бедствии верных царевых союзников, вынужденных ныне питаться меж искусно выделанных деревянных крестов редкими мышами, крысами и чаще – могильными червями. Светлейший Мурзик Крыс-Мышецкий под совершенной тайной доложил Петр план намеченного им дворцового переворота.
— Значит, так. Ты, царь, поднимаешь своих преображенцев и семеновцев и берешь штурмом или осадой Кремль. Там ты рубишь бояр, стрельцов, отменяешь налог на крыс и травишь Софью. Киска дохнет, а ты еще вешаешь за хвост князя Голицына, садишься на трон и начинаешь с кем-нибудь войну, — примерно так рассуждал разумный князь Мурзик.
— Голицыну, перед тем как повесить, надо бы выдрать усы, — спорил с беглецом Кузя Хованский.
— Нет, не надо рвать усов, а рвать уши!
— Нет, усы!
— Нет, уши!
Тут между старыми уже и слабыми князьями началась драка. Они сцепились и ожесточенно царапали друг друга, и Серому с Марсиком пришлось приложить немало усилий, чтобы разнять идиотов. В результате Мурзик потерял два сломанных когтя, а Кузя вывернул левую заднюю лапу. Итог оказался плачевен – делегация уехала, не попрощавшись. Весь обратный путь Петр I сквернословил, а его спутники угрюмо молчали, уныло поглядывая по сторонам.
Хованский и Мышецкий плачено окончили свой век, умерев через полтора года своей смертью.
Серый кот «за усердное безгласие и предотвращение кровопролития» молодым государем был возведен в капралы. Диетическое питание Петра Алексеевича продолжалось, и он, вновь почувствовав спазмы недоедания, послал за четырьмя котами и приказал им выполнить особое поручение в деле разведки. Как, наверное, уже догадался читатель, разведчиками поскакали четыре неразлучных друга – Рыжий, Черный, Серый и Белый коты. Вы просто не можете себе представить, как тяжело пришлось по дороге Рыжему! Мчаться «на дело» надобно тихо, а сей деятель совершенно не мыслил передвижения без разбоя, зверств и повального пьянства. С трудом этот кот-рубаха утешился тем, что на обратной дороге может громить чуть ли не всю Москву.
Путешественники без чрезвычайных происшествий прибыли в первопрестольную, приступив сразу к выполнению возложенной на них миссии – распусканию слухов о вроде бы готовящемся походе петровских потешных с целью уничтожения зловредной киски Софьи. За пару дней наблюдатели пронюхали все углы столицы – нигде колбасой не пахло. Над городом уже заносилась костлявая лапа бескормицы, вызванная репрессивными мерами «благоверной киски и великой княжны», изымавшей у обывателей коров, свиней и кур. «Меньшие» котишки явственно недоедали, однако голод еще не пришел в Россию. Между прочим, московский посадский котяк не прочь был уже и побунтовать, и кого-нибудь свергнуть, и как-нибудь этого кого-нибудь казнить. Стрельцов в посадах мало, разбежались по селам, и многие из них, безземельные дворяне, забираются в поместья и терроризируют там феодалов и черный народ, отнимая ценные корма, — все эти сведения ловкие лазутчики получили в результате деятельности, которая сейчас называется «заниматься дезинформационной обработкой общественного мнения», а в XVII веке именовалась «сеять смуту». Вот с такими данными верноподданные Петра возвращались в Преображенское, в шуточную ставку Петра Алексеевича.
Не так много верст от великого города до сего села, доселе неприметного, но и на том недолгом пути попадаются винные и пивные погребки. Лихие наездники пришпорили своих скакунов-работяг у того места, где видели в двух верстах некое сооружение. Подъехав к деревянному строению, коты остановились и спешились. Сооружение оказалось неприглядной и приземистой конурой с громким названием «Питейное заведение А. Винниуса». По странной иронии судьбы, в пустой лавчонке торговали только вином, крепленым валерьянкой. Сам Винниус смирно сидел в углу и считал деньги, а орудовала у прилавка его русская прислуга Мурка. Дверь со скрежетом отворилась, и в лавку вломились наши мóлодцы. Они дружно двинулись к содержателю и грозно потребовали денег, но в ответ купец что-то промурлыкал на непонятном, «немецком» языке.
— Ах, он ещё и не понимает! – воскликнул Белый кот с возмущением.
Рыжий кот бранно выразился.
Чтобы втолковать купцу, что им надобно, грабители притащили служанку. Та Мурка, недовольно вертя ушами, подошла к хозяину и слегка пнула его когтистой лапой. Винниус моментально сообразил, что надо делать, сию минуту открыл сейф, и для разбойников наступила удача. Они выволокли оттуда увесистый куль серебра.
Отобрав деньги, некультурные посетители не удовлетворились добычей и захотели вина, однако лавочник упорно не желал понимать их.
— Вот хреновина! – зарычал Серый кот.
Рыжий кот очень бранно выразился.
Черный же капрал тихо стоял в стороне, никого не задевая, и вдруг исчез! Друзья и не обратили внимания, когда Винниус, голландец по происхождению, все-таки прикатил им начатую бочку хмельного, что их стало трое.
Винниуса вместе с Муркой связали во избежание ограбления.
Пили много и долго, а, опохмелившись, свалились на дощатый настил кабачка ис чувством глубокого удовлетворения. Какой-то туман ударил в морду бравым воякам, и свирепые хищники Рыжий и Серый надолго впали в дрему, и то же сделал вегетарианец Белый кот в состоянии глубокого опьянения.
На следующий день пьяные разведчики все еще валялись без чувств. Случайные посетители таверны, завидев подобную картину, в смятении выходили обратно, а самый находчивый из них, улучив минутку, схватил похищенный мешок серебра и был таков…
Был рассвет непонятно какого дня, когда пьянчуги и дебоширы – три кота – наконец вышли на Измайловский тракт, потеряв ориентировку во времени… Даже лошади куда-то умчались.
Глава 6. Внезапное бегство.
Черный кот, про себя отметив побуждения своих друзей, возмечтал остаться с хулиганами и провести с ними прямо-таки миссионерскую работу: не пьянствуйте до упаду, не грабьте мирных купцов, не ругайтесь плохими словами. К тому же солнце клонилось к закату, все ярко-красное, свирепое и могущественное, ночевать крова не находилось, и образцовый хищник вознамерился до утра побыть в теплом, согретом умиротворяющим потрескиванием печки заведении Винниуса. Но как в голову ударило: надо быть к Петру сегодня, сегодня, сегодня же! Рыжий, Серый и Белый коты опохмелиться уже успели основательно, и воспитывать полупьяных котов, устроивших к тому же дебош, смысла не имело, и Черный оседлал горячего коня, дал шенкеля, выехал на Измайловскую дорогу и погнал того с наибольшей скоростью.
Чудесна быстрая езда на неровной и тряской российской дороге, когда свежий ветер дует в лицо, поднимая злобные смерчи из пыли, а ты все мчишься и мчишься без оглядки и безо всякого дела, и воздух одурманивающее действует, водонапорной струей бьет в твой мозг, а тебе по-прежнему безразличны государственные проблемы и судьба великого российского кота Петра Алексеевича. Но Черному коту, любителю и ценителю живописи, не приходилось на сей раз любоваться картинной красочностью пейзажей русской природы – его цель была достичь скорее Преображенского, возможно, благополучие всего государства Российского ныне зависело от скорости его перемещения. Гвардеец скакал по ухабистому Измайловскому тракту, глубоко вонзая остро наточенные шпоры в бока животного, которое от нестерпимой боли, причиняемой ей, время от времени отказывалось повиноваться и норовила сбросить седока (что за картина: кот, скачущий на лошади, вцепившись за гриву и под влиянием езды медленно скатывающийся по холке к хвосту, а потом снова выкарабкивающийся к конской гриве).
Черный кот прибыл к штаб-квартире царя, почти загнав обессиленного скакуна, измученного крупной потерей крови, когда над селом уже сгущались сумерки, и застал своего государя в мятущемся состоянии. Петр не спал. Он, сильно возбужденный, весь дрожал и в беспокойстве сильно дергался, прыгал из стороны в сторону, лазил на стены избушки, когтистыми лапами хватал со стола полковые бумаги и, рыча, с силой кидал их наземь, принося документам немалый урон. Заметив собственного посланца, появившегося в дверях, командир потешных в страхе смертника, в камеру которого входит официальная морда, молнией сверкнул к двери, наглухо закрыв её, да так неудачно, что прищемил Черному коту хвост.
— Ф… всё? – спросил царь срывавшимся от волнения писком.
— Поручение, данное вашим величеством в адрес верных его подданных, исполнено полностью. По обратной до… — недоговорил Черный кот.
— Молчать, я вас спрашиваю! – послышалось откуда-то из-за угла.
— Едем же отсюда, здесь и стены имеют уши, — подал голос царь-заговорщик.
Черный кот выслушал речь Петра молча, так как хвост, зажатый в дверях, ныл нестерпимо, а открыть дверь и высвободить хвост означало рисковать драгоценной жизнью – Петр запросто мог пристрелить своего разведчика как подлого изменника и предателя.
Из холодного погреба, имевшего выход в названную резиденцию, вылез и грозно уставился на гонца сам Марсик Меншиков. Это он прервал донесение Черного кота, чтобы никакой злодей, шпион или лазутчик Софьи Алексеевны не услышал бы своими чуткими ушами цель необычной поездки четырех лейб-гвардейцев в Москву. И теперь, показавшись перед нашими героями, он и не помышлял приносить извинения разведчику, чей многократно обдуманный доклад был им дерзко прерван – напротив, будущий временщик с самым невинным видом раскланялся, находясь близ благородного кота, и как-то лениво вильнул Петру пикообразным хвостом.
Петр, словно ужаленный, стремглав метнулся к выходу и, приоткрыв прочные створки обшитых железом дверей, вышел во двор, освободив тем самым своего посланца от мучений, причиняемых его крепко защищенному хвосту, теперь высвободившемуся и опять приобретшему грандиозный воздушный простор для всестороннего мотания. Черному коту высочайше указали следовать за Петром Алексеевичем и Жадным Марсиком. Узкая и извилистая тропинка, где государь тихой и лунной ночью с третьего на четвертое июля поволок своих подданных, вывела хвостатых путешественников на опушку дремучей дубовой чащобы, дико произраставшей по двум сторонам крупного торфяного болота. Крадучись, робко прижавшись короткоусыми мордами к плодородной почве, коты оказались в пределах густого леса и двинулись дальше, продираясь через труднопроходимые заросли, и тут обуял их дикий, мерещащий рассудок ужас – ровно падающий на лес, луга и болота свет щербатой луны показывал странникам картину, художественное содержание которой грозило жизни доблестных зверей.
На этом рукопись романа о четырех котах прерывается.
Окончание романа было написано весной и летом 1991 года и составляет еще шесть глав. К сожалению, оно не сохранилось. Серый, Белый и Рыжий коты выдерживают осаду стрелецких пушкарей во главе с Василием Голицыным. Будучи окружены, они спасаются бегством через погреб винниусовского трактира, где хозяин (тайный агент Петра Алексеевича) припас еще один ботик. На этом ботике они пускаются в плавание по подземной реке, запятнанной кровью. Кровавая река приводит их в застенок, где садистка Софья вместе с Васькой Шакловитым пытают и убивают верных Петру котов. Гвардейцы арестовывают Софью и убивают Шакловитого, после чего Винниус доносит Петру о происходящем. Петр в страхе бежит в монастырь и готовится к осаде, но стрелецкие полки переходят на его сторону, и к тому же ему доставляют арестованную царевну. Софья заточается в монастыре, а Петр Алексеевич торжественно вступает в Москву и первым делом избивает московского писаря за то, что он не там ставит закорючки. «Так начинались петровские реформы», – последняя фраза этого романа.
Михаил ЧЕРНЫШОВ
