«Бескровным краскам яркая нужна,
Твоя же кровь и без того красна»
У. Шекспир
— Нравится? Не нравится? Нравится? Не нравится?!
Ну, куда же ты? Наше знакомство только начинается.
Суккуб, WOW
— Без меня было скучно, правда?
Суккуб, WOW
Несколько капель крови попали на кресло. Белое, обитое золотой тканью кресло стояло в углу комнаты рядом со стеклянным столом викторианской эпохи. Недалеко от того места, где должен был бы быть труп Джеффри Билла. Хозяин бара и, по совместительству, отчим Джеффри души не чаял в своем пасынке, называя его не иначе как: «Билли, мой мальчик!» Или иногда он мог подозвать его: «Эй, Джимми Бой!» Но никогда по его настоящему имени. Все остальные называли его только Джеффри. Другие имена, на самом деле, ему не особо нравились. Но теперь у него не было имени. От него остались лишь капли крови на любимом папином кресле. В комнате никого уже не было. Все окна были открыты. Дверь, как всегда, заперта. Никто не входил и не выходил. Внизу опять было шумно. Лишь только некоторые могли заметить в сумраке фигуру женщины с кошачьими повадками и с необычайной манерой улыбаться. Она раскрывала широко рот, обнажая белые клыки, и потом его закрывала. Нельзя было однозначно сказать, хотели бы вы, чтобы она улыбнулась вновь, или нет
— вот в чем было дело.
— Да, и я, конечно же, его съела! — воскликнула молодая особа, расположившаяся в затемненном углу зала.
— Не может этого быть! – раздались в ответ возгласы, — О, мой бог!
При этом вся сцена сопровождалась бравурным смехом девичьего характера. В баре было темно и людно. Чрезмерно накурено и пропито – но девушки чувствовали себя, как дома. Однако, их разговор уже привлек излишнее внимание.
— Тшшш, тихо, девочки, тихо, мы смущаем публику, -одна из девушек принялась успокаивать остальных.
Для них было совершенно обычным делом собраться в этом баре где-нибудь часиков в пять, но предмет их разговора сегодня обращал на девушек лишние взгляды, которых они предпочли бы избежать. Как правило, они собирались, чтобы весело обсудить дела прошедшей ночи. Несколько премилейших особ – стройных, азартных и привлекательных. Сегодня они собрались втроем, а иногда их компания могла занять несколько столов, на которых позже вечером устраивали зажигательные танцы. Их могло собраться и до сорока человек – таких разных: высоких, низких, опасных и милых, с короткими стрижками и с косами до пят. Но их, бесспорно, объединяло одно – они все были чертовски привлекательны. И что-то было пугающее в этом эпитете, его невозможно было выкинуть при их описании. Наиболее сильное впечатление производили тарелки со стейками с кровью, которые приносили в разгар вечеринки, и все девушки набрасывались на горячее мясо. Мужчины в баре столбенели, но ничего с собою не могли поделать – продолжали на них смотреть. Мясо первой прожарки, которое по особым праздникам подавали сырым.
Все девушки работали в Клубе напротив бара. Клуб был старейшим в этом городке, вроде бы он был основан еще в эпоху заключения Договора. А потому совсем обветшал, и недавно девушке затеяли ремонт.
А вообще в клуб можно было прийти почти в любое время. Но где-то в середине месяца девочки вставали к полуночи, выпивали Кровавую Мэри*, разбивали стаканы об стойку, и шли веселиться на пару дней. С ними веселился весь город. Газеты пестрели событиями прошедшей ночи:
«Одну из девушек снимали с балкона мэра!»
«Красотка застряла в дымоходе приличного гражданина…»
И все в этом духе.
О частых изнасилованиях, оргиях, нестандартных поступках, изорванных платьях, разбитых бутылках, голодных женщинах говорил весь город. А потом они засыпали и могли проспать несколько месяцев. Говорили, что они экономят силы, чтобы прожить вечность. За это время город приводили в порядок, горожане, вычищали улицы и привыкали к нормальной жизни. Затем наступал день, когда клуб открывался вновь.
Вот и на следующей неделе будут говорить об этих выходных. Но она его съела.
Старшая подняла вопрос, что теперь они будут делать.
— Люди не умеют держать своего слова. Они сначала всех нас перебили, а теперь требуют слово держать. Ничего страшного не случилось. Подумаешь — съела.
— Вот именно, что люди! Но ты не человек.
— Ты же знаешь, сестра, все началось с невинного поцелуя…, — хитро улыбнулась Джезебет.
— А потом это плохо кончилось, я смотрю…, — добавила масла в огонь средняя.
— О избавьте нас от подробностей в этом обществе, — прошипела старшая из сестер, оглядывая зал, полный мужчин, — мне вообще не хочется находиться теперь в этой дыре.
Побледневшие официантки, виляя бедрами, проплывали мимо, старательно делая вид, что им безразлично, о чем говорят в углу, но сквозь клубы дыма, было заметно, с каким интересом к разговору прислушивается большинство посетителей бара.
— Может, пойдем лучше отсюда? — спросила другая сестра, — Пока не поздно.
— Что толку? Сюда сейчас придут все остальные наши девушки, — возмутилась Старшая, — и что? Они должны будут это без нее расхлебывать?
— А мы их всех можем съесть, — пошутила все та же неразумная красавица. Она встряхнула своими рыжими кудрями и подмигнула парнишке за соседним столиком.
— Тебе не кажется, что в свете этой картины шутки сейчас неуместны? Пока нас тут трое, я бы не стала вообще затевать никаких разговоров на эту тему.
— Старшая, ну какая же ты зануда! — отрезала средняя, — Может быть, тот парень просто пропал без вести.
— О пропал… Совсем без вестей…., — промычала Джезебет.
— Я бы, на твоем месте, сходила бы немного освежиться на улицу и доложить остальным, — скомандовала Старшая, — Нам будет проще сдерживать оборону в твое отсутствие.
— Уступи мне свой кусок пищи на сегодня, — промурчала Рыжая, — ты же не голодна.
— Еще одно слово, — прошипела Старшая, — и ты останешься здесь одна дожидаться остальных.
Эта перспектива не улыбалась Рыжей, и она решила перестать ехидничать.
Джезебет встала и вышла из-за стола. «Как рассказать остальным о том, что произошло?» Из них она была самой молодой и не должна была себе этого позволять, и что она могла им сказать, она не представляя ла. Но улыбка не сползала с ее лица, когда она вспоминала эту комнату, белую мебель, и его, умолявшего ее, его укусить. Джезебет огибала столики, кровожадно улыбаясь. Поцелуй. Еще один. И она уже не смогла остановиться. Спустя несколько минут от него остались только капельки крови на кресле и кусочек мяса у нее в зубах.
«Мало ли кто что говорит! Людям — людское, дьяволу — дьявольское», — думала она, пробираясь к выходу. В конце концов, такова была ее природа. Разве умирая от жажды, человек сдержал бы слово? В этом городе таких точно не было. Значит, некому было ее осуждать. Девочки, конечно, были недовольны, но они хотя бы понимали эту жажду. Уж очень он был сладок на вкус. Но Старейшие и Благороднейшие могли ее не понять, и тогда могло случиться что-нибудь нехорошее.
Чудесная погода. Ночь. Туман. Джезебет, выбегая из бара, споткнулась. Чуть было не сломала каблук. Забыла сумку. Но возвращаться за ней не решилась. Ее ждали сестры. Оглянувшись, она увидела, что улицы пусты и беззвучны. Такой была эта ночь. Огни в домах не горели. Капала где-то вода, и шуршали страницы. Или то были мыши, суетящиеся вокруг. Когда переходила дорогу, была полна размышлений. Она уже почти поняла, за что ее осуждают сестры. Ей почти стало стыдно, и она стремглав бросилась в сторону родного клуба. Она знала, что там ее точно поймут, поймут лучше, чем где бы то ни было.
Звук вдребезги разбивающегося черепа ее удивил. Но, увидев себя в двадцати метрах, висящей на осиновом коле, воткнутом в стену, она, даже мертвая, лишилась дара речи. Подошел мужчина в котелке, побрызгал труп бензином и зажег спичку.
— Одной тварью меньше, — промолвил он, и поджег труп. Его удивлению не было предела, когда вдруг из огня, в котором горело ее тело, выпрыгнул суккуб. Сожрав господина в котелке и застывшего рядом юношу, который оказался случайным свидетелем этой сцены, она молвила: — Вот ведь как бывает! — и вильнула хвостом.
Анечка ПАЧИКОВА
